– Возьми меня, моя красавица, – хрипло говорил он, не отрывая от нее блестевших глаз. – Покажи, как ты хочешь меня. Чтобы я мог это запомнить.

Всхлипывая, Рейчел все сильнее и неистовее прижималась к нему в экстазе любви и желания. Бо не двигался, упершись лбом в ее лоб, с лицом, искаженным от наслаждения и боли. Ее руки в каком-то безумии блуждали по его широкой влажной спине, где под гладкой кожей вздувались мышцы, по крепким ягодицам и талии, по могучим рукам, пока его не начала бить дрожь. И когда он, не сдерживаясь более, обрушился на нее долгими тяжелыми ударами, которые потребовали от нее всей силы и страстной готовности, у нее потемнело в глазах. Вонзив зубы в его Плечо, она услышала хриплый стон.

– Ах, любовь моя… любовь моя… – повторял его хриплый голос. – Ну же, дай мне запомнить этот день.

Затем осталось одно ее имя, звучавшее снова и снова. Потом их поглотило безумие, мир перестал сушествовать, осталось только нестерпимое желание. Сердца их бешено бились, свет померк, они парили между небом и землей, найдя друг друга, обладая друг другом, и ничего другого не было.

После исступленного бурного экстаза они еще долго блуждали в тумане – путники, изнемогшие в своем стремлении к цели, вновь обретающие себя. Бо неподвижно лежал рядом с ней, его грудь тяжело вздымалась.

Дрожа, на этот раз от усталости, Рейчел попыталась встать.

– Куда ты? – недовольно спросил он.

– Я только погашу свет.

– Не утруждайся. Ты здесь не останешься.

Он вытер пот с лица и закинул длинные ноги на спинку кровати.

– Можешь одеваться.

Чуть отстранившись, она изумленно посмотрела на него. Бо не был ни зол, ни холоден, ни взбешен. Когда он уселся на кровати, его красивое тело застыло, как у затаившегося хищника, на лице было написано безразличие.

– Но я… Я хотела остаться ненадолго, – пробормотала она, запинаясь. – Я думала…

– Ты все еще любишь меня? – Он не смотрел на нее, его голос был лишен всякого выражения.

Ей хотелось опять оказаться рядом с ним, чтобы ощутить тепло его тела, но он сказал, чтобы она уходила. За окнами было темно, наступила ночь.

– Люблю, – прошептала она.

– Ты лжешь, Рейчел, – спокойно произнес он. – Я только сейчас понял, что ты лгунья. И это очень обидно. – Бо поднял с пола ее платье. – Одевайся, – приказал он, протягивая его.

Взяв платье из его рук, она неподвижно стояла, не зная, что делать дальше.

– Что я сделала? – Ее голос дрогнул. – За что ты меня наказываешь?

Заставив ее встать с кровати, он сам уселся на край и поставил ее перед собой. Затем протянул ей трусики и лифчик и дождался, пока она их наденет.

– Ты знаешь это лучше меня. – Тусклый голос звучал пугающе спокойно. – Подробности меня не интересуют. Одевайся. Какое красивое платье, наверное, новое.

– Нет, старое.

Рейчел почти не слышала своих слов. Она просунула голову в вырез, а он, присев, помог спустить платье вниз. Густые волосы блестящими прядями падали ему на лоб, но лицо оставалось непроницаемым, непреклонным.

– Что я сделала? – повторила она, глядя на него.

Бо как будто ее не слышал.

– Рейчел, этот мир жесток, – сказал он, глядя на складки ее шелкового платья и маленькие вышитые цветы. – Ты была на верном пути: пришла сюда в нарядном платье, соблазнительном белье, но допустила маленький просчет. Чтобы победить в игре, мало быть красивой и знать, что я хочу тебя, что я не могу устоять перед тобой и в любое время улягусь с тобой в постель. Мне не хотелось бы это говорить, – добавил он, поднимая глаза, – но ты проиграла. Хотя попытка была блестящей.

– Перестань говорить загадками, – взмолилась она. – Скажи, что ты имеешь в виду.

– Я и говорю. Какого черта ты не слушаешь? – Что-то блеснуло в его глазах, затем вновь погасло. – Я безумно хочу тебя, Рейчел, ты даже представить себе не можешь, как хочу, но в данном случае это со вершенно не важно. У тебя нет настоящей хватки, Рейчел, чтобы играть в такие игры – в любые игры – и выигрывать. По одной причине: нужно опасаться неизвестных факторов. Это как на войне – нужно учитывать то, о чем ты даже не имеешь представления, чего совсем не ждешь, потому что именно на этом ты и попадаешься. Однажды я этого не учел и поплатился на тропе в джунглях. Сегодня ты этого не учла и проиграла.

– Я не понимаю тебя, – простонала она.

– Ты не могла забеременеть от меня, детка. – В его словах прозвучало безжалостное спокойствие. – Потому что у меня не может быть детей. Когда меня латали в полевом госпитале во Вьетнаме, мне сделали вазэктомию, иссекли семенные каналы. Мне сказали, что это обычная процедура при подобных повреждениях.

Его руки крепко сжали край ее платья.

– Мне очень жаль, мой ангел, но я здесь ни при чем. Я стерилен. Придется возвратить тебя Джиму Клакстону.

Глава 21

Оркестр дрейтонвиллской школы в полном составе – включая восемь хорошеньких девушек и оранжевой униформе с короткими юбочками, которые таюке выступали как группа поддержки на баскетбольных и футбольных матчах, – целых полчаса громко и весело играл в конце Главной улицы в честь отъезда Рейчел Гудбоди Бринтон в Филадельфию.

Кроме того, оркестр неофициально старался для Тила, который заявил, что не станет возобновлять свой контракт со школой на следующий год. Он собирался переехать со своей семьей в Атланту, чтобы занять в городской администрации пост по связям с общественностью.

Когда на стоянке позади конторы начался пикник, а семьи фермеров все подъезжали на своих грузовиках, председатель правления Билли Йонг пригласил горожан осмотреть новое помещение, а заодно и выставку исторических фотографий округа Де-Ренн, устроенную окружной библиотекой.

Рядом с задней дверью конторы Тео Тернер и Бабба Фалигант вручали желающим красивую, еще пахнувшую типографской краской брошюру, где рассказывалось об успешной деятельности Фермерского кооператива на реке Ашипу.

– Где Тил? – спросила Лоретта Буллок у Рейчел, рядом с которой стояла тоненькая негритянка с подносом жареных цыплят, только что привезенных одним фермерским семейством. Рейчел в первый раз видела, чтобы Лоретта суетилась, на ее льняной юбке лимонного цвета, которую дополняли прекрасно сшитая блузка в цветочек и широкое ожерелье из белого бисера, даже появилось большое сальное пятно.

Рейчел, которая только что показывала выставку мэру и двум членам городского совета, не знала, куда девался Тил.

– Душенька, – проговорила Лоретта, рассеянно озираясь по сторонам, – по-моему, у нас слишком много жареных цыплят. Ничего, кроме жареных цыплят и пеканового пирога, – какая жалость!

Рейчел окинула взглядом длинные складные столы, одолженные у епископальной церкви, и поняла, что Лоретта права. По какому-то странному стечению обстоятельств все принесли на праздник жареных цыплят и сладкие пироги – свои самые любимые и самые дорогие блюда, и почти ничего другого. – Разве ты предварительно не составила список? Не распределила заранее, кому что принести?

Из задних дверей конторы вышла разгоряченная толпа, и Лоретта быстро убрала с прохода блюдо с жареными цыплятами, бросив на Рейчел виноватый взгляд.

– Тил ничего не сказал мне об этом. Зато сегодня изрек: «Не огорчайся, все уладится. Тебе еще повезло, что они не принесли вершков от репы». Но, Рейчел, все эти детишки будут маяться животами, а их матери ругать меня! Только цыплята и пекановые пироги – нет, лучше мне уйти отсюда, пока не поздно. – Не делай этого, – поспешно сказала Рейчел, беря Лоретту за руку, которая оказалась испачканной жиром. В своем роскошном наряде с накладными плечами в стиле сороковых годов Лоретта выглядела великолепно, словно сошла со страниц «Вог», но Рейчел никогда не видела ее в такой растерянности.

Лоретта пыталась приглядывать за толпами детей, черных и белых, которые носились между легковыми машинами, грузовиками и столами для пикника.

– Тил превращает мою жизнь в кошмар. «Учись быть женой политика, – говорит он мне, – это будет для тебя хорошей практикой. Представь себе, что участвуешь в моей избирательной кампании». Уфф, – фыркнула она, – он просто перекладывает все хлопоты на меня!